Задумывались ли вы над тем, что такое мужество? Случалось ли вам видеть примеры подлинного мужества или самим проявлять его? Составитель знаменитого словаря русского языка С.И. Ожегов называет данное прекрасное качество человека храбростью, присутствием духа в опасности.
Это смелые решительные действия человека в сражении с врагами или тяжёлой жизненной ситуацией. Но проявляется мужество и в других обстоятельствах, что наглядно подтверждают необычайные случаи. Накануне 9 мая хочется рассказать о них, чтобы вы ещё раз задумались над тем, какой ценой досталась нам Победа.
В 1941 году я лежал в госпитале №2441, который располагался в Долинске — курортном пригороде Нальчика. Главным хирургом нашего отделения был высокий худощавый украинец — Коцюбинский, внимательный, опытный и очень мужественный хирург.
Однажды в госпиталь привезли раненого сержанта, которому требовалась немедленная ампутация ноги. Под наркозом раненый уснул, хирург отрезал повреждённые гангреной мягкие ткани, и стал пилить кость. И тут случилась беда — полотно пилы лопнуло, и кусок его застрял в ноге. Другой пилы не было. Раненый мог вскоре проснуться.
Тогда Коцюбинский потребовал принести из кухни большой топор, которым рубили мясо и толстую доску. Операционная сестра мигом помчалось выполнять приказ врача. И вот хирург обмыл топор спиртом и, подложив под ногу больного доску, завёрнутую в стерильный материал, со всей силы рубнул по ноге чуть выше распила. Ампутированную конечность убрали, операция продолжалась. Коцюбинский успел наложить все швы, пока сержант не очнулся.
Позже ему, русскому Ивану с Вологодчины поведали, какие трудности сопровождали операцию. И потом не раз бывший фронтовик с восхищением рассказывал о решительности и мужестве хирурга, спасшего ему жизнь.
Вскоре в наше 6-е отделение привезли танкиста, у которого под черепной костью в теменной области засел осколок, сильно мучивший его. Обследовав раненого, Коцюбинский пришёл к выводу, что ему нельзя давать наркоз, и сказал: «Если выдержишь боль, я достану осколок, и ты будешь жить спокойно». Танкист заверил хирурга, что всё вытерпит. Перед операцией, усадив танкиста на стул, врач хотел привязать его руки к сиденью. Но боец (а это был настоящий боец!) решительно отверг это, пояснив, что выдержит предстоящее испытание, лишь бы навсегда избавиться от не отпускавшей его боли.
Медсестры выстригли волосы вокруг раны, промыв её спиртом, и хирург вскрыл череп, выпилив окошко в нём над местом, где засел осколок. Танкист сидел неподвижно, словно окаменев. Достав осколок и зашив рану, Коцюбинский заключил: «Ну, герой, теперь ты будешь нормально жить!».
Только после этого танкист разжал побелевшие от напряжения пальцы, которыми держался за сидение, открыл рот и выплюнул на пол передние зубы. Они раскрошились, когда мужественный этот человек стиснул челюсти, чтобы вытерпеть неимоверные страдания. Ни крика, ни стона не издал он! Поразительно!
В декабре 1942 года наша 151-я стрелковая дивизия вела бои с немцами в Червлёных Бурунах — полупустыне северо-восточнее Моздока. Во время атаки на село Агабатырь фашисты встретили нас сильным пулемётным огнём и заставили залечь на чистом поле, а затем открыли огонь из ротных миномётов по приникнувшей к земле цепи. Одна мина упала на ногу бойца Петрова.
Она, со страшной силой раздвинув большую и малую берцовые кости, воткнулась в твёрдый замёрзший грунт и не разорвалась. Главная же беда заключалась в том, что этот смертоносный снаряд своим хвостовым оперением пригвоздил раненого к земле. Стемнело, и рота, потеряв несколько человек, отошла назад, а обездвиженный Петров остался на месте.
Он опасался малейшего движения, ведь шелохнись он — и мина могла взорваться. К несчастному направились врач Чанквитадзе, лейтенант Зайнуллин и сапёр Саркисян с палаткой. Тройка спасателей установила над Петровым палатку, в которую влезли врач и лейтенант. Хирург пообещал бойцу спасти его, только чтобы он не вскрикнул.
Надо соблюдать тишину, чтоб не выдать себя врагам. «Выдержу», — прошептал Петров. При свете фонарика Чанквитадзе сделал обезболивающий укол и разрезал мышечную ткань до малой берцовой кости. Затем осторожно её перепилил и отодвинул ногу бойца от мины. После завершения перевязки, товарищи потащили спасённого к своим окопам, а мина осталась на месте.
В первом случае врач рисковал жизнью оперируемого. Промедли он — и фронтовик мог бы умереть от болевого шока. Во втором случае опасности подвергались и сам танкист, и бригада медиков — поведение человека во время операции без наркоза непредсказуемо.
Но в третьем случае все участники операции проявили мужество в квадрате! Мина-то грозила взрывом каждую секунду, и это хорошо понимали и пригвождённый к земле мой однополчанин, и его командир, и хирург, к счастью, виртуозно проделавший операцию.
Много ещё подобных эпизодов было на самой страшной войне прошлого столетия. Всё — ради спасения жизни ещё одного бойца, приближавшего Победу.